Сергей Лифанов - Те Места, Где Королевская Охота[Книга 1]
— З–з–зачем? — выдавил он из себя. Потом поправился: — Один?
Шут проигнорировал его любопытство. Он взял со стула, стоящего в углу, пальто с пелериной, ткнул его Хастеру:
— Помоги господину Годолу, — а сам стал натягивать на себя егерскую куртку.
Хастер автоматически подхватил пальто и хотел было возмутиться — недоставало Внуку Императора служить прислугой какому–то там Годолу, чьим бы он господином ни был! — но господин в коричневом костюме поднялся из кресла и, повернувшись спиной, подставил руки, так что Хастер не менее автоматически вдел их в рукава, а когда господин Годол, обернулся к нему и, застегивая пуговицу у горла, произнес: «Благодарю вас, Тенедос», Хастер и вовсе забыл возмутиться. Он тупо смотрел в знакомое лицо, и, вместо ответа, раньше, чем мозг воскликнул внутри опустевшей от неожиданности головы: «Молчи, дурак!», язык сболтнул:
— У вас ус отклеился.
Повисла неловкая пауза.
Потом господин Годол поднял бровь, дотронулся до уса рукой в плотной тонкой перчатке и аккуратно устранил несообразность; сказал негромко:
— Спасибо.
И тут Шут просто таки покатился со смеху. Самым натуральным образом покатился — по полу. Он хохотал, взвизгивал и, держась руками за живот, дрыгал ногами в воздухе, словно на него накатила падучая. Присутствующие недоуменно наблюдали это непотребство; даже непроницаемый господин Годол на мгновение оказался удивленным. Впрочем, он–то умел держать себя в руках.
Спокойно выждав, пока Шут выдохнется, господин Годол произнес все тем же отстраненным тоном, глядя на валяющегося у его ног Шута:
— А между прочим, усы клеили мне вы, сударь, — и спокойно застегнул еще две пуговицы пальто.
Шут тут же затих, посмотрел на него снизу вверх и, вскочив, заорал во весь голос:
— Алики! Хватит подслушивать! Позаботься о его светлости, они остаются!
Алики тут же возникла на пороге столовой.
— Я еду с вами! — незнакомым голосом твердо сказал герцог.
Он поднялся и смотрел только в пол.
— Надо ли? — Шут заглянул ему в лицо и заключил: — Пожалуй, надо. Ладно, едем!.. Алики, ты можешь идти отдыхать и развлекаться, возвращаться мы уже не будем.
Вчетвером — Шут, за ним господин Годол, следом герцог; Хастер был замыкающим, — они прошли мимо застывшей в книксене девушки в столовую и вышли во двор не коридором, а через небольшую дверь за лестницей, еще одну комнату и маленький тесный тамбур.
Карета — неброско покрашенная, без гербов и ливрейных лакеев на запятках, но с большим кузовом — ждала их возле низкого крыльца. На козлах сидел закутанный в доху кучер.
Шут распахнул дверцу, и первым в карету сел господин Годол, за ним герцог. Хастер постоял, ожидая, пока сядет Шут, но тот, так и держась за дверцу, смотрел через двор, на отворенную и подсвеченную изнутри дверь другого флигеля. Минуту или две спустя — Хастеру уже стало зябко в одном камзоле — на пороге флигеля появились две фигуры: худощавый человек в сером вел под руку укутанную в теплый плащ женщину. Женщина не упиралась, не попыталась сопротивляться, но Хастер даже издали чувствовал, что она не хочет идти к карете, но ее понуждают, и она ничего не может с этим поделать. Пока они шли через двор, дама несколько раз спотыкалась, и от падения ее спасала только твердая поддержка тощего. Так ходят слепые. Или пьяные. Или сломленные люди. Дама не была ни пьяна, ни слепа.
Хастер рассмотрел ее лицо, лишь когда она была уже довольно близко. Он даже рванулся было навстречу — и будто налетел на невидимую стеклянную стену: это была все–таки не она. Не Наора. И даже не та, другая, так похожая на нее.
Его движение не осталось незамеченным.
_ Что, зашевелилось ретивуе? — раздался над ухом гнусненький голосок. — Ан не та, милок, не та. Та тебя во–о–он там ожидает, — и длинный палец Шута уперся в слабоосвещенное окно второго этажа.
«Ах же ты сволочь! — проскочило искрой в голове. — Ах же ты тварь всезнающая. Ах же ты гнида рыжая…» — и Хастер, не думая, развернулся и, как в хорошей драке, с маху врезал по опротивевшей наглой рыжей морде — с полным смаком. Шут резко качнулся в сторону, но то ли дверца кареты не дала ему упасть в грязь, а может, Хастер был сгоряча не очень точен — как бы то ни было, но он устоял на ногах и, судя по ощущениям хастерова кулака, даже получил не столько удар, сколько что–то вроде скользящей оплеухи. «Ну и ладно, — подумал Хастер холодно. — Что там: плаха, петля, четвертование?.. Ну, я таки Внук Императора… Значит удушение и «скоропостижно скончался». Ну и ладно…» Однако, не тут–то было. Мгновенный инцидент, кажется, не был замечен никем из окружающих, кроме его участников. Да и «скоропостижно скончался», судя по всему, откладывалось на неопределенный срок, потому что Шут повернул к Хастеру лицо и, почесывая челюсть, произнес неожиданно весело:
— Ну ты молодец, ублюдок! А я тебе к мастерам сходить советовал. Да ты и сам мастер! — Шут засмеялся и мотнул головой: — Быстро — в карету!
И Хастер, как ни странно повиновался. «И что за день сегодня? — мелькнула мысль. — Ничего толком не получается!»
Он сел вперед, лицом к господину Годолу. А через секунду Шут и худой буквально под руки втянули в карету настоящую герцогиню Садал и довольно таки небрежно опустили ее на сиденье рядом с Хастером. Шут устроился рядом с окаменевшим, глядящим сквозь свою обессиленную, бледную, совершенно не похожую на Прекрасную Герцогиню, супругу герцогом; худому досталось единственное свободное место, возле дверцы напротив Шута.
Дверца захлопнулась, и карета тронулась с места.
Ехали в тягостном молчали. Хастер украдкой посматривал на женщину. Нет, совершенно не похожа. Если бы Хастер не видел ее раньше, он бы никогда не признал в этой жалкой, бледной, осунувшейся, с воспаленными глазами женщине ту, что блистала на приемах, сверкала украшениями и остротами в салонах, восхитительную героиню светских хроник… Прекрасную Герцогиню…
Все остальные делали вид, что ее здесь вообще нет. Совсем. Абсолютно.
А она почти не отрывала взгляда от мужа, который ее так же не видел, и когда невольно ее взгляд скользнул по Хастеру, тот тоже опустил глаза, чтобы тоже не видеть этого одновременно жалкого и злого взгляда то ли побитой собаки, то ли затравленного волка… волчицы.
Он уставился в окно, но легче не стало: в окне он видел мелькающее мутное отражение тощего — некрасивое лицо неприятного человека, его хищный профиль… нет, скорее профиль стервятника — эта тощая шея, торчащая, словно ощипанная, из мехового воротника… Да, стервятник. С этим человеком Хастер не хотел бы иметь никаких дел…
— Ты не мужчина, — вдруг произнесла женщина, и Хастер вздрогнул. Это было шипение змеи. — Ты не мужчина, Тахир, — шипел призрак Прекрасной Герцогини, — если позволяешь…
— Замолчите! — словно сплюнул господин Годол, а тощий, чуть повернув голову, глянул ей в глаза, и женщина, дернув головой, замолкла и вся как–то сжалась. («Пытал он ее, что ли? — подумал Хастер. — Точно — стервятник…»)
Герцог сидел как сидел, его лицо даже не дрогнуло, глаза по–прежнему смотрели куда–то вдаль и сквозь. Только заметно дрогнула рука, лежащая на колене.
И опять молчание.
Не останавливаясь в Мытне, карета проехала прямо во двор замка и приостановилась было, но Шут приоткрыл дверцу, крикнул кучеру: «В парк!», и карета опять тронулась.
Мимо, хоть рукой дотронься, потянулись шершавые стены, кое–где обвитые не то плющом, не то еще каким иссохшим растением — карета цеплялась за их тощие ветви, и пергаментный шорох был неприятен. Вокруг было пусто и темно.
Потом карета остановилась окончательно. Шут распахнул дверцу; худой соскочил на землю следом и встал в сторонке.
— Выходите, сударыня, — сказал Шут. Голос его был тверд и серьезен.
Женщина даже не шелохнулась. Она сидела, опустив голову так низко, что лица не было видно.
— Ну же! — прикрикнул Шут.
— Не надо, — едва слышно донеслось из–под копны рыжих волос. — Не надо, я все расскажу.
ГЛАВА ПЯТАЯ
ГЛАВНЫЙ (ЧИТАЛЬНЫЙ) ЗАЛ
ГДЕ КОРОЛЕВСКАЯ ОХОТА:
ПЕРВАЯ ПОПЫТКА
продолжение 4
Сторожевая группа, осматривавшая лестницу и площадки до третьего этажа, тоже ни на лестнице, ни в холле не заметила ничего особенного — если не считать валяющейся на площадке второго этажа женской туфельки.
Гайал зашел в кассу, где организовали что–то вроде временного координационного штаба — доложить, узнать новости и сдать раненного орангеса. Особых новостей не было. Во дворе без изменений, в парке тоже. Разве что за оградой поприбавилось зевак, любопытствующих поглазеть на «учения». Но так как ничего особенного пока смотреть не было, кроме изредка мелькающих на крыше и на стенах «хайр», а в сам парк, слава Небесам, никого не пускала полиция, зеваки уже начали разочарованно расходиться.
